Правила. Правила. Правила.
Ограничения, сомнения.  Бесит. Как же это всё бесит.
Да созданы они, чтобы их нарушать. Золотой момент истины и прекрасное, практически эфемерное ощущение после. «Давай договоримся, что ты не будешь водить сюда кого попало и устраивать вечеринки без моего ведома. Бла-бла-бла.» Голос Магнуса неотрывно звучал в голове осуждением. И это осуждение каждый раз тормозило скучающего отставника сумеречного мира в этой золотой клетке от впечатлений и ощущений, которые можно было бы с удовольствием получить, скрасив своё ужасное, мягко скажем, настроение. Если вечеринки запрещены и не идут в этот дом вместе с ногами Вэйланда, то Вэйланд сам идёт в сторону вечеринок. Мистер Бейн не привязал его к постели волшебными путами, даже позволил чарам выпускать его свободно из лофта и впускать, а значит, какая-никакая, но свобода в своём отшельничестве была. Тем более, что первые дни после переезда в новую для себя обитель, Джейс в самом деле был тише воды и ниже травы, первое время не прикасался к яствам вежливого хозяина и практически не высовывался из гостевой комнаты. Это была как своего рода адаптация в чужих для себя условиях, где важным фактором было привыкнуть, как минимум, к чужеродной атмосфере вокруг, как максимум, найти общий язык с Председателем Мяу и старательно беречь свою темную одежду от его вездесущей шерсти. И почему именно кошки, а? Ну почему...

Через несколько дней блондинистый Магомед всё же отправился покорять горы. Вечером умудрился прилично выпить в ближайшем баре от лофта Великого Магнуса Бейна и познакомиться с местной официанткой - обычная примитивная, без омерзительных щупалец на лице, светящихся глаз и прочей сверхъестественной бутафории, которая уже поперёк горла стояла за всё время служения Институту во благо спокойного сна человечества. Хотя, если так посудить, его служба окончена и теперь, можно особо не волноваться по данному поводу. Всё же отставка и отшельнический образ жизни со всеми хмурыми мыслями, играл свою роль в небольшом "релаксе" в связи с завязкой по рукам и ногам. Когда за тобой присматривают со всех сторон и не допускают до привычных дел сумеречных охотников, стоит снять эмоциональное напряжение, так как последнее уже прилично давило на виски нефилима, уничтожая в мыслях. Конечно, отдыхать Вэйланд любил и умел так, как считал правильным. Всё же, не одному Магнусу Бейну квасить свои волшебные коктейли с блестками в трубочках, от которых Джейса уже откровенно воротило, стоило им пересечься где-то в одной плоски лофта, обмениваясь натянутыми любезностями изо дня в день. Так вот. Разговорились, он пропускает пару стаканов креплёного виски и, несмотря на строгость в исполнении своего парабатай, решает завязать разговор с загадочной шатенкой, которая по всей видимости очень не любила свою работу, но делала её достойно, не переставая улыбаться местным посетителям даже тогда, когда её откровенно лапали за все возможные округлости. Вэйланд оценил жест мужика, вяло развалившегося за соседним столиком, однако, только со стороны того, кто точно так же имеет яйца и член, но как культуру и вежливость (ему подобное было свойственно, хоть со стороны сразу и не скажешь) к слабой половине человечества - увы, пузатик не дотягивал. Пришлось сломать бедолажному руку в трёх местах, как только на словах он не понял значения простого: «чувак, отвали от девчонки». Хотя охотник повторил данное трижды, прежде чем его многострадальное и короткометражное терпение всё-таки лопнуло, стакан с алкоголем опустел, а адреналин требовал выхода уже очень долгое время.

Рядом в этот вечер не было кого-то из семьи, кто смог бы прожечь взглядом в затылке дырку и уничтожить многочасовыми лекциями на тему добра, справедливости и правильного общения в мире, что позволило так или иначе развязать руки на действия, которые Конклав бы определённо не одобрил и надавать тумаков смертному, просто потому что официантка терпела, улыбалась и наклонялась за тонким кармашком с чаевыми только из-за своей рабочей компетенции, не более того. Тот что-то вопил вслед, мол эта стерва ещё поплатится, и блондин в ту же кучу, но нефилим лишь усмехался и провожал его вслед издевательским, уже порядком хмельным взглядом: ещё раз вернёшься, вторую руку тоже сломаю. Девушка оценила жест таинственного незнакомца во всём чёрном, как попытку сближения и скромно попросила оставить номер сотового на тот случай, если днём позже он всё-таки захочет вернуться в бар неподалёку от знаменитого клуба «Пандемонимум», чтобы расслабиться после работы. Парень лишь усмехнулся. В последнее время он чувствовал себя безработным по всем фронтам, а ещё каким-то приживальцем в роскошном лофте, где всё казалось ужасно неудобным и не_своим, заставляя сегодняшним вечером прилично так накатить алкоголя для ослабления того самого напряжения, копившегося в нём после стычки с Валентином и того факта, что он всё ещё жив. В любовь, естественно, Джейс не верил и играть в подобное не хотел, но просто поговорить по душам и понаблюдать за тем, как от него неприкрыто тащится симпатичная примитивная - благое дело, особенно, если дело касается такого, как он. Сестра подобное бы оценила, прекрасно зная его характер, Клэри... стоило бы опустить пока этот момент во благо притупленной совести под крепленным напитком, а что касается Алека...

Возвратиться с первыми лучами восходящего солнца, когда город ещё дремлет редкими проезжающими машинами обратно в своё новое местожительства было достаточно не хорошей идеей. Только количество выпитого, пожалуй, не совсем соответствовало реальной пропорциональности в качестве выносливости у молодого нефилима. Привычно подставляя расфокусированный взгляд к "датчику" магических чар перед входом в лофт, Джейс криво усмехается.
— Никаких вечеринок и ничего запрещенного! Плохой мальчик вернулся, отворяй калитку... — когда чары убедились, что вернувшийся товарищ не приволок за собой стадо девушек и реки алкоголя, а только подпирал себя рукой у стены, двери мягко отворились, впуская в полумрак спящего лофта Вэйланда. Темнота ещё окутывала широкий коридор своим приятным полумраком, вынуждая в хмельном состоянии эйфории видеть картинку менее четко, и более расплывчато. Предметы интерьера казались совсем не четкими, а стоявшая рядом ваза при входе, очень даже показалась охотнику похожей на вешалку для собственной, кожаной куртки, которую он небрежно сбросил с собственных плеч, но... Ваза не вешалка, хоть и есть у них что-то общее, например, слово начинающееся на букву "В", и та с шумом покатилась вниз, встречаясь с полом громким хрустом треснувшего, редкого мрамора по всей видимости.
— Упс, — чуть не споткнувшись о край персидского ковра, Вэйланд вовремя упирается о стенку и под крутящейся атмосферой в глазах, пытается не шуметь. Вообще, в принципе, вести себя, как трезвый человек, но как мы все знаем, у пьяных это получается весьма наоборот. «Ну... Одной больше, одной меньше, он даже не заметит.» Оставалось надеяться, что глухой звук пузатой вазы при встрече с краем ковра и полом, всё же не привлечет внимания хозяина и он сможет убрать улики быстрее, чем рассвет озарит весь лофт осенними лучами холодного солнца. Только вот нашарить в темноте вазу, кажется, оказалось проблемой для не трезвого отставного охотника. На пути были стены, край дивана, какой-то чайный столик, и сонное, теплое пузо Председателя Мяу. Джейс дергается и шипит, старательно пытаясь поднять расколовшуюся вазу, но вместо этого всё идёт не по плану. Совсем не по плану.

Отредактировано Jace Wayland (06-09-2022 12:56:03)

city made of thin glass
smoldering in pitch black
sin so thick you can't see the stars
can't tell good and evil apart

Когда пытаешься быть бесшумным, не привлекать к себе внимание и буквально слиться с персидским ковром на полу, главное правило сие мероприятия: оставаться трезвым и осознавать в полной мере, что древний мрамор вазы какого-то-там века дал трещину, как только слетел с какой-то-там-не-менее-старой тумбочки из дуба экзотических стран мира. Дал трещину и слабину, как сегодня Джейс, решивший несколькими часами ранее, что стоит всё же проветриться и выйти из четырех стен, проведя достаточно спокойно время в местном баре. Конечно, хотелось потасовки больше. Чтобы противник был сильнее, шире, тяжеловеснее, чтобы приходилось уворачиваться от летящих бокалов прямиком в голову, а следом и какого-нибудь салата, и чтобы побоище в целом казалось масштабнее и интереснее. Но примитивный мир не удивляет. Не удивляет, если не брать в расчёт Клэри Фрэй, которая своим появлением перевернула все его системы координат и мировосприятия с ног на голову, ворвалась рыжим вихрем и стала тем самым исключением из правил. Такая одна - это Джейс не забудет никогда, даже если ему впереди по жизни будут улыбаться ещё с дюжину таких аппетитных официанток за барной стойкой. Мир примитивных был до банального прост, люди в нём слабы, что ещё раз вызывало с одной стороны логичное раздражение, с другой стороны позволяло напоминать, что он защитник, а не вредитель, и этот бедолага, лапающий официантку, просто отделался лёгким испугом и переломом, который обязательно срастется. Уроки в нашей жизни важны и нужны. Особенно таким придуркам, что в самом деле думают о том, как не_понести ответственность за свои развратные деяния и выйти из воды сухими. Но вот та грация, с которой ты видишь себя со стороны, стоит крепленым напиткам попасть внутрь, значительно отличается от того факта, как это было на самом деле, стоило войти в теплый лофт, дремлющий в первых лучах восходящего солнца.

Это можно сравнить с ощущением постепенно накатывающего спокойствия: всё же за него поручились, да и проблем он никаких (практически) не создавал, и как только ноги переступили порог от улицы к домашнему и насущному, стало расслаблять. Это расслабление пришло с ощущением покачивающейся реальности и отсутствия координации, как таковой, ведь всю дорогу от бара до лофта, Джейсу приходилось прислушиваться, присматриваться и быть настороже. Ведь зная о том, что главное Зло всё ещё ликует и смеётся ядовито за спиной, а мир примитивных это не единственное, чем радовала нас Вселенная, снижать бдительность даже под алкогольным опьянением, значит, влипнуть в крутые неприятности. А значит, нарушить обещание данное семье и Магнусу, подставить себя под удар, и получить новую порцию разочарованных вздохов в свой адрес. Конечно, Джейс уже привык к тому, что белая полоса сменилась чёрной (такой же чёрной, как его футболка, берцы и брошенная невпопад куртка), и что этот цвет плотно затесался в карму, ярко контрастируя разве что с собственной, златовласой шевелюрой. Хотя, последняя тоже, если присмотреться, не была аккуратно причесана, отросшая чёлка падала небрежно на лоб и глаза, только отвлекая от главного, что сейчас было важно - собрать аккуратно осколки с пола, благо, те были крупными и их было не так много, как если бы разбилась какая-нибудь чашка или тарелка, но всё же прибрать за собой стоило. Он, конечно, эмоциональная свинья, раз до сих пор не сказал Магнусу на прямую о словах благодарности за оказанную любезность и гостеприимство, но не инвалид в бытовом вопросе, разве что прихромал на две ноги из-за выпитого накануне виски. Кажется, бутылка - это много, особенно, если на закуску по большей степени были стычки и желание выплеснуть адреналин на каком-нибудь извращенце-примитиве.

Его окликают по имени тихо и напряженно. Окликают так, что прихваченный крупный осколок от неожиданности впивается в подушечки пальцев и ладонь, тут же разрезая. Джейс слишком резко реагирует на вмешательство со стороны своей вылазки и по старым, не забытым привычкам борца с нечистой, переключается в боевую стойку, выставляя руку с осколком перед собой, готовый защищаться от нападок хозяина. Зная Магнуса и его любовь ко всему прекрасному, редкому, ещё-какому-то-фиг-пойми-какому-нестандартному, лихой до мыслей и поступков нефилим, почему-то жмурится и чего-то ждёт. Как будто за оклик его по имени, последует магическое превращение в табуретку. Или в ту самую вазу, которую он разбил не намеренно.
— Феяч меня сразу в вешалку, чтобы я не мучился! Хоть постою и побуду полезным! — неразборчиво с зажмуренными глазами бурчит нефилим, явно пожалев уже о том, что их сомкнул. Под веками цветные кляксы расползались с огромной скоростью, как и скакнувший адреналин затуманивал рассудок наравне с выпитым алкоголем. Что не говори, а подступивший градус стал размазывать самообладание только тогда, когда он зашёл домой, дав себе возможность, если так можно выразиться, расслабиться. Да только совсем не вовремя всё это, совсем. «Стоп....» Пускай, Джейс прилично выпил, пускай даже понимал, что его состояние далеко от привычного, но интонация вопрошающего была далека от Магнуса. Не было тягучести нот, их бархатистости и таинственности. Так остро, быстро и предельно точно мог бросать словами разве что...
— Алек?! — Джейс открывает сначала один глаз, затем другой и пытается сфокусироваться на фигуре, которая образовалась в полумраке спящего лофта, заставшего его врасплох.
— Вот это меня накрыло! — ко всем нормальным людям в мире примитивных, кажется, приходит белочка, если слишком много пить. В случае с Джейсом, его личное проклятие - это парабатай.
— Я из тех "везунчиков", кого даже глючит голосом совести? Исчезни, я и без тебя знаю, что руки-крюки! — с трудом соображалось, как и ворочался язык, но Джейс в самом деле считал, что последняя порция крепленого алкоголя сейчас играет с его воображением очень дурную шутку. Да, безусловно, он скучал по брату, по всей семье с учетом своей изоляции, но не стоило бы так жестко шутить. Совсем не стоило.

Джейс прекрасно знал, что желать не значит получать, но не был готов к тому, что Фрэй может ошибиться. Он становился охотником на нежить далеко не один год, и даже не десяток лет. Что говорить: пусть и сейчас Вэйланд является выдающимся борцом, но ему ещё есть куда совершенствоваться и расти, потому что всё приходит со временем, а то непостоянно и слишком глубоко проницаемо. Когда он был ещё ребёнком, умеющим чисто и неподдельно переживать, сострадать и любить, он желал всеми силами защитить сокола, став ему другом. Отец объяснил дословно и красочно: всё то, к чему ты рано или поздно начинаешь испытывать эмоции - тебя убивает. Оно не сделает тебя сильнее и не поможет в сражении с нечистью, потому что последние не руководствуются человеческими принципами, не разделяют моральную эстетику и какие-то философские ценности. Они создаются недрами Ада для умерщвления слабых, всех тех, кого защищают испокон веков сумеречные охотники, стоя невидимым эшелоном по ту сторону горизонта. Эмоции любого сорта и порядка, которые туманят голову и затмевают разум: губительны. Любовь, зависимость, преданность - каждая мельчайшая частичка тела Джейса всеми силами отвергает эти понятия, ведь урок раннего детства не прошёл даром, став надломанным углом, тем самым коварным выступом, за который он каждый раз цепляется наконечником своей души, больно ударяясь. Подобно пряному напитку, взрывающемуся тысячей разных оттенков во рту, оно оставляет отвратительное послевкусие и чувство неудовлетворения. Джейса мало что выводит из строя, но в этом случае он никак не может унять свою отчаянную злобу, поднимающуюся из самых тёмных, самых наглухо закрытых уголков естества, как только начало приходить осознание того, что он встрял: ситуация вышла из под контроля и данный контроль ему не был подвластен. В противном случае, зачем его тащут на диван, ищут стеле, отнимают осколок, что стал словно бы частью его, как клинок Серафима и способность защищаться от всех судьбоносных решений этим очень ранним утром.

— Изыди, Алек, со своими нравоучениями. Я это заслужил! — царапины со свежей кровью на руках, помятость, алкогольное амбре и стоическое желание казаться самым трезвым нефилимом во всей этой злополучной Вселенной. Мягкий диван встретил его в свои объятия слишком резко, контраст поддержки братом, смена пола жесткого на что-то более плавное, как качающаяся люстра в стиле каком-то там, который так же был далёк для блондина, как и это всё. Юноша зажмуривается и отталкивает призрак собственного, хмельного воображения руками, перепачкав последнего ещё не спекшейся до конца кровью из открытой ладони.
— Выключи режим няньки и скажи, что ты не настоящий. Просто плод моего воображения, а то это же... — язык заплетался, но экспрессию чувств блондин выдавал достаточно хорошо, хоть это и походило на своего рода приличное ворчание на фоне выпитого.
— ... это же сюр какой-то! — конечно, он давно предполагал, с самых первых слов Магнуса, что этот интерес может перерасти во что-то большее, но не думал, что собственные подозрения на фоне развитой интуиции могут значительно контрастить фактами с присутствием брата в этом лофте. Будь он проклят, лофт этот, коты эти, чёртовы вазы и его собственная беспомощность. Такая колючая, неприкрытая.
— Отдай осколок и неси скотч, будем это клеить! — даже если это плод его воображения, очень хорошо общающийся в стиле Лайтвуда, то Джейс задался целью вернуть так, как есть. Склеить, заштопать, как-то замаскировать. Даже если придётся притворяться этой вазой. Кажется, ему не привыкать клеить то, что было когда-то разбито. «Да, Алек?»

В начале пути мало кто в нас верит, не правда ли?

К сожалению, иратце бессильна перед чувством собственной беспомощности и отчуждения. Можно затянуть не глубокий порез, обладая всеми возможными охотничьими навыками, можно даже слегка отрезвить затуманенный рассудок, позволяя предметам вокруг не раскачиваться с особой силой, но... Перестать ощущать к себе злобу, пожалуй, было не под силу ни одной из известных и применяемых рун. «Ты лишил меня любви, заявив про наше с Клэри родство, лишил меня сострадания, уничтожив сокола. Даже если ты отнимешь у меня способности, мой родной дом, настроишь против меня целый мир, отрубишь ноги и руки я всё равно тебя убью. Если потребуется, то зубами перегрызу тебе глотку. Это просто вопрос времени, Валентин.» Может действительно пора было собраться, скопить в себе те самые осколки ненависти, сложить их в единый комок и втереть в ослабевшие от алкогольного куража руки и ноги, дав им вновь движение и смысл. Ведь Моргенштерн всё ещё впереди на десяток шагов и если позволить ему управлять ситуацией полностью, то вся эта борьба была просто напрасной. Все эти жертвы и разочарования - пустой звук, не имеющий смысла. Все попытки семьи сохранить его чистое имя и честь - лишь звук, не несущий смысла. Джейс Вэйланд не привык быть бесцельной единицей, которой нельзя найти применение. Раз сила осталась в руках, в литых мышцах и широкой спине, то он готов идти в лобовую без всех тех даров, которыми их когда-то давно наградил Разиэль во славу спасения мирных жителей, а после отняли - изгнав из Института, как жалкую, подзаборную псину.

— Я так понял, что ты теперь так отрабатываешь за моё вынужденное соседство? — жёстко, хлёстко, в стиле Джейса, впрочем. Так как в ситуации, которая не вписывалась в рамки адекватной и традиционной семьи, вынуждала Вэйланда искренне и чисто удивляться, позволяла в будущем придумывать новые шутки и возможность подколоть своего парабатай. Всё, что ему оставалось сейчас, так это пережидать, мерить шагами свою гостевую комнату, умирать и заново воскрешаться в своих туманных мыслях. Всё, что приходилось делать - это ничего. А подобная статичность, как никогда, действовала разрушительно на того, кто привык к активным действиям и если заварил кашу, то готов был расхлёбывать её до конца. А ещё цель ведь у него по-прежнему оставалась цель. То самое заветное желание отомстить за свою такую же сломанную и умерщвлённую жизнь, как у сокола шея, и совершить самосуд над тем, кто так умело претворялся отцом, пытаясь сбить с истинного пути к свету. Ничто так не бодрит и не придаёт сил, как незавершённые дела. Джейс прекрасно понимал, что не в его положении ругаться, например, с хозяином квартиры, как при заезде, и уж тем более не задевать чувства Алека, который пусть и умел их грамотно скрывать, но всё равно имел чувствительность и эмоции относительно этого блондинистого задиры.

Крепкая хватка на плечах и лёгкое покачивание из стороны в сторону вырвала из этой тяжёлой, застывшей усмешки на губах и той паузы, которая возникла после звучавшей речи парабатай. На последней фразе про вазу в каком-то неуклюжем, не совсем уместном сравнении, охотник кривит лицо так, словно съел кислый лимон или свежую стряпню Изабель от безысходности и страха перед сочившейся неизвестностью. И дело не в самой вазе, хоть объект и действительно был важен Магнусу, ведь тут весь лофт, как большой музей с разными, очень редкими безделушками. А в том, что его проблемы со связью Моргенштернов теперь влияют на семью и ставят репутацию под один большой, сомнительный вопрос.
— Лучше бы он меня тогда убил, Алек. — Джейс позволяет себе горькую, шелестящую усмешку, словно пытаясь тем самым выжить из себя хоть маленькую долю тех самых негативных эмоций, которые скопились в нём с самого начала и теперь бушуют, будучи ещё не до конца переваренными. Смотрит в глаза чуть расфокусированным, но немигающим взглядом, опуская тяжелым следом свои ладони в зеркальном жесте поверх футболки на плечах Лайтвуда. И сжимает, что есть сил тонкую ткань, оставляя мятые впадинки от прикосновения.
— Потому что всё это не прекратится, ты же знаешь, пока он не получит желаемого! — Джейс кажется сейчас таким усталым в свете солнца раннего утра. То мягко очерчивает залегшую, тонкую паутинку морщинок в уголках глаз, что Алек во всей красе может видеть без усилий, что под маской самоуверенного и такого хмельного брата, скрывается тот, кто больше всего на свете не хочет, чтобы всё заканчивалось дерьмово для их семьи и рода. Лучше бы и правда всё закончилось тогда и там на холодном полу, но Валентин никогда не любил простые игры и это с каждым новым днём промедления вытягивало все соки терпения по венам.

Жизнь чудовищно измельчала.
Она свелась к одной только мучительной борьбе за убогое, голое существование.

У сумеречных охотников не бывает друзей. А Вы не знали? Никогда не бывает друзей. Это всё вымышленный фарс, очередная проформа, миф. Бывают знакомые, приятели, коллеги по общему проклятому делу, заклятые враги, сомнительные личности. У нефилимов бывает всё, кроме настоящей и тёплой дружбы. Потому что там, где прокрадывается и заседает это покровительское чувство, возникает непредвиденное количество проблем и последствий от тех самых случившихся проблем. Достаточно один раз довериться и всё - считай себя уже покойником, записывай в список жертвенников с недальновидным началом, ставь клеймо и собирай манатки на тот свет, матушка Костлявая ждать себя не заставит. Наверное, поэтому у Джейса Вэйланда было так мало свободного времени, которое можно было бы действительно провести с пользой для себя, а не пускать в ход слепые попытки угнаться за обыденными человеческими прелестями жизни, пропуская по всем законам подлости всё самое интересное. По его меркам, разумеется. Начавшееся утро протекало размеренно, не торопилось подниматься солнце, люди казались ленивыми и слишком сонными, каждый топил свой недосып и сонливость в напитках перед работой, а отставной охотник радовался тому, что сегодняшний день всё-таки объявлен днём передышки. Кажется, об этом говорил несколькими днями Магнус. Кажется, Джейс воспринял всё это слишком близко к сердцу и буквально, а разбитая ваза не омрачит ту обстановку, которая постепенно закреплялась между двумя вынужденными соседями, минуя острые углы и неприятные стычки.

— У меня не было времени, чтобы сказать тебе, Алек... — голос казался глухим и хриплым, Джейс чуть опустил голову, закрывая глаза. Всё ещё цветные пятна расплескивали свои пульсирующие мазки под тонкими веками, давая понять, что алкогольное опьянение только сейчас кажется таким лёгким, дарующим силу и мнимую свободу от всех проблем и трудностей. Несколько часов сна после и головная боль напомнит Вэйланду о том, что лучше бы он потренировался до сорванных костяшек в комнате и провел бы время с пользой для физической оболочки, чем ежели он упал в иллюзорный мир лучшего.
— Спасибо, что... помог. Я, конечно, не в восторге от такого соседства, но это всяко лучше, чем морозить зад на улице в мире примитивов. — с таким уклоном в их исключительно личном разговоре с парабатай, можно было дальше не держать ровно спину по армейской закалке отца когда-то. Следом опустить плечи, дав им отдых и просто наслаждаться моментом. Порой у него отлично получалось извлекать приятное из простых мелочей. Расслабляешься, слегка дуреешь, мысли теряют резкость и простоту, и кажется, будто помимо привычного чернушного восприятия реальности в мире существует чье-то еще. Отличное. Самим своим присутствием утверждающее обратный эффект: торжество добра и справедливости, как бы напыщенно это ни звучало. Алек умел подбирать слова так же метко, как целился из своего лука, доставая сквозь плотную ширму напыщенного образа самоуверенного до одури мальчишки всё то, что Джейс годами прятал, демонстрируя свою искаженную оболочку. Он давит в себе усмешку при упоминании Алеком зеленоглазой девчонки и ловит стук сердца внутри, который по-прежнему сбивается при мыслях об этой рыжей бестии. Ведь запретил же уже думать о ней, как об объекте своих желаний, запихнув ненавязчивым голосом Валентина зеленоглазую в графу своего фамильного древа. «Бред какой-то.» Вэйланд закатывает глаза и с шумом выдыхает, вновь посматривая на брата из под упавшей на лоб золотистой пряди челки.

— Удалось продвинуться в поисках Меча или какие-то ещё собрать зацепки? — находясь в этом отдалении от дел Института, Джейсу катастрофически не хватало информации. Он жил охотой, казалось бы, больше чем остальные, яростно рвался в бой одним из первых и теперь, когда был скован по рукам и ногам, оставался словно тенью от своего образа. Разжав пальцы с плеч парабатая, он чуть похлопал его по спине и откинулся на спинку дивана, придавая своей хмельной позе расслабление.

Каждый новый день мы строим планы на будущее.
Но у будущего свои планы.

Иногда Джейсу казалось, что лучше вопросы задавать не стоит. Потому что не всегда можно быть готовым (даже с учётом выпитого несколькими часами ранее) к тому, что последует ответом. А благое неведение всегда более туманно и привлекательно, чем та правда, с которой потом не знаешь, как дальше жить. Примером тому послужили новости об их родстве с Клэри, ставшие камнем преткновением и едва ли не хомутом на шею для Джейса. Впрочем, любые такие известия поставленные с ног на голову - как гром среди ясного неба, как снег в разгар лета. Как Алек, который за всё время их существования рядом, как семья и парабатай, всё ещё не обладал должным уровнем юмора, который можно было бы оценить по достоинству на хмельную голову.

– Ну… у нас появился ребенок. Спит в соседней комнате. — расслабленная поза нефилима, которую так радушно принял диван в общем гостевом зале лофта Магнуса, буквально едва ли не собралась в моменте до сжатой пружины, а правое веко глаза, кажется, только что начало дергаться. Ведь до этого Джейс, выслушавший своего парабатай, даже на миг успокоился. Принял на веру и к чистому сердцу, что его пусть приёмная, но всё же семья действительно не отвернется, что можно доверять и сидеть на попе ровно, наслаждаясь специфическим отпуском от основных охотничьих мероприятий. Ведь по факту у этого изможденного сумеречного мира есть главная проблема. Имя ей — Валентин Моргенштерн. Убьешь его — и проблемы как таковой уже не станет. У Джейса Вэйланда тоже есть проблема — Александр, мать его, Гидеон Лайтвуд. «Если я помру, то на могилке в строке виновника имя его так и запишите.» У самого Александра, к слову, тоже была проблема. Это чувство юмора и отсутствующий инстинкт самосохранения, если дело касалось парабатай, то иногда Лайтвуд за словом в карман не лез. Сразу расчехлял весь свой убийственный ассортимент оружия в плане юмора и пришибал наповал, вынуждая Вэйланда измениться в лице слишком красноречиво. Слишком ярко, впрочем, и моментально быстро. Все эти маски самоуверенного и непоколебимого рушились одним только словом парабатай, что прицельно знал, как заставить Джейса очухаться и всколыхнуть раскаленным огнем характера.

— Кажется, смерти моей хочешь в большей степени ты, а не папочка года... — как только Алек всё же внёс ясность, что и кого они спасли, продолжив вещать всю информацию и новости, которые с ними произошли за время его отсылки из Института, Джейс снова медленно сползает по дивану, даже умудрившийся секундой ранее подскочить, криво всплеснув руками. Благо, утро было ещё слишком ранним, а сон Магнуса достаточно крепким, чтобы не разбудить хозяина лофта своим истерическим, пьяным шипением в стиле: «какие, к Азазелю, нахрен дети! Вы там совсем звезданулись?» Последующая информация про обескровленную фейри заставили не возвращаться к животрепещущему вопросу о детях, позволив блондину снова окунуться в мир собственных, тягучих мыслей и пусть немного вальяжной, но собранности. Количество выпитого напитка позволило не концентрироваться на какой-то проблеме точечно и просто пожирать получаемую информацию от парабатай, словно бы его отрезали от всех способов коммуникации и отправили на вершину горы постигать дзен без общения и обмена данными. Приходилось не перебивать и только шевеление тонкой линии бровей, а ещё плотно поджимаемые губы и бродящие желваки на скулах говорили о том, что Вэйланд заинтересован и пытается вникнуть хотя бы косвенно в то, с чем пришлось столкнуться его семье в настоящее время.

— Если это дело рук Валентина, то нужно найти связь. Для чего ему нужен был ребёнок и фейри? Очередной ритуал или новая пешка на доске из его извращенных игр? — стараясь не шуметь, но будучи ещё слишком взбудораженным, Джейс чуть повысил тембр голоса, а после опять зашуршал шепотом, вспоминая, что хуже разозлившегося мага из-за разбитой вазы, может быть только маг, которого разбудили максимально рано, вырывав из постели нефилима, так ещё и завязав с ним разговоры по душам рядом с крупными осколками на персидском ковре. К слову, их стоило бы убрать, или всё же как-то склеить, но эти двое так сильно увлеклись обсуждением того, что происходило в сумеречном мире за последнее время, что словно бы позабыли о хмельной неуклюжести отставного нефилима, ввалившегося на рогах в лофт Бейна с грацией пьяной картошки. Джейс утирает ладонью лицо, чувствуя, как пересыхает горло и губы. Это послевкусия алкоголя теперь отдаёт горечью, потому что уже дошёл до кондиции, но продолжать не стал, чтобы вернуться на своих двоих в лофт без тяжелых последствий для Магнуса, который за него поручился. Сушняк подкрадывался быстрее, чем демоны из-за угла, вынуждая парня оживиться и потянуться к чайному столику, где восседал его брат, чтобы поискать там оставленную со вчера бутылку с водой. Она была начатой, но не допитой. Главное, не свернуть своими размашистыми движениями сонного брата, и что-нибудь ещё, упаси Архангел, не поломать в этом доме-музее.